Террористы - Страница 18

Вкратце был охарактеризован и Косгрейв. По словам знакомых, он был целеустремленным молодым человеком, отнюдь не склонным пренебрегать своим долгом и нерушимо верившим в счастливое будущее для себя и своей семьи в США.

Пока зачитывалась характеристика, Бульдозер Ульссон пристально изучал одну из своих папок и красноречиво поглядывал на часы.

Наконец он встал, чтобы произнести заключительную речь.

Рея, прищурясь, наблюдала за ним.

Если отвлечься от нелепого одеяния, этот человек излучал невероятную самоуверенность и жадный интерес к своему делу.

Бульдозер угадал, как будет построена защита, однако не собирался менять свою тактику. Решил ясно и коротко высказаться в том плане, который намечал заранее. Выпятив грудь – вернее, живот, – он уставился на свои нечищеные коричневые туфли и начал бархатным голосом:

– В своей заключительной речи я ограничусь повторением доказанных фактов. Ребекка Линд вошла в банк, вооруженная ножом и с вместительной сумкой, предназначенной для добычи. Долгий опыт расследования мелких налетов на банки, а таковых только за последний год зарегистрированы сотни, убеждает меня, что Ребекка действовала по заранее обдуманному плану. Из-за своей неискушенности в таких делах она сразу попалась. Лично мне, скорее, жаль ответчицу, которая в юные годы поддалась соблазну совершить столь серьезное преступление, и все же забота о правопорядке вынуждает меня настаивать на тюремном заключении. Улики, как показало настоящее долгое разбирательство, неопровержимы. Никакие аргументы не могут их поколебать.

Бульдозер покрутил пальцами галстук и заключил:

– Прошу теперь суд вынести свое определение по делу.

– Готов ли адвокат Гедобальд Роксен произнести заключительную речь защиты? – спросил судья.

Со стороны могло показаться, что Рокотун отнюдь не готов. Он сгреб в кучу свои бумаги, внимательно рассмотрел сигару, сунул ее в карман. Потом обвел взглядом зал суда так, словно впервые здесь очутился. С интересом поглядел на каждого из присутствующих, как будто никогда прежде их не видел.

Наконец встал и начал расхаживать, прихрамывая, перед судейским столом.

Знающие Рокотуна замерли: он мог растянуть защитительную речь на несколько часов, мог уложиться и в пять минут.

Бульдозер Ульссон демонстративно поглядел на часы.

Проходя мимо присяжных и судьи, Рокотун строго посматривал на них. Незаметная поначалу хромота, казалось, усиливалась с каждой минутой.

Наконец он заговорил:

– Как я сказал еще в самом начале, молодая женщина, которую поместили на скамью – вернее, на стул подсудимых, – невинна, и в защитительной речи, собственно, нет никакой надобности. Все же я скажу несколько слов.

Присутствующие с тревогой спросили себя, что подразумевает Рокотун, говоря о «нескольких словах».

Однако тревога оказалась напрасной. Рокотун расстегнул пиджак, облегченно крякнул, выпятил живот и прислонился к возвышению.

– Как указал обвинитель, – начал он, – в этой стране весьма участились ограбления банков. Шумиха вокруг налетов и широковещательные полицейские акции не только способствовали известности господина прокурора – даже его галстуки описываются в прессе, – но и вызвали истерию. Стоит обыкновенному человеку войти в банк, как в нем тотчас видят грабителя или еще какого-нибудь злоумышленника.

Рокотун замолк и уставился в пол, очевидно, собираясь с мыслями. Потом снова заговорил:

– Ребекка Линд не видела от общества ни радости, ни особой помощи. Школа, родители, другие люди старшего поколения не поддержали, не подбодрили ее. Где уж тут укорять ее тем, что она не интересовалась нашим общественным устройством. Когда она, не в пример многим другим молодым, ищет работу, ей отвечают, что работы нет. Надо бы, конечно, остановиться на вопросе, почему нет работы для подрастающего поколения, но я воздержусь. Очутившись в затруднительном положении, она идет в банк. Она ничего не знает о деятельности банков, и ей внушают ошибочное представление, будто Кредитный банк менее капиталистический, чем другие, чуть ли не народный. При виде Ребекки кассирша сразу заключает, что она пришла грабить банк. С одной стороны, ей невдомек, с какой стати такая девушка вообще может обращаться в банк, с другой стороны, она взвинчена бесчисленными директивами, которые за последние годы сыплются на головы банковских служащих. Кассирша нажимает сигнал тревоги и начинает укладывать деньги в сумку, которую девушка положила на стойку. Что же происходит дальше? А вот что. Вместо пресловутых сыщиков господина старшего прокурора, которым некогда заниматься такими мелочами, являются на патрульной машине двое полицейских. Пока один, по его собственным словам, бросается, как пантера, на девушку, второй ухитряется рассыпать деньги по полу. Сверх этого подвига он допрашивает кассиршу. Из допроса явствует, что Ребекка отнюдь не угрожала служащим и не требовала денег. Произошло самое настоящее недоразумение. Девушка вела себя наивно, но это, как известно, не является преступлением.

Рокотун проковылял к своему столику, полистал бумаги и, стоя спиной к судье и присяжным, заключил:

– Я требую, чтобы Ребекка Линд была оправдана и обвинение отвергнуто. О каких-либо альтернативных предложениях не может быть речи, поскольку всякому разумному человеку должно быть ясно, что она ни в чем не виновна и, следовательно, ни о каком наказании говорить не приходится.

Суд совещался недолго, меньше получаса. Затем было зачитано постановление.

Ребекка Линд была оправдана, с освобождением из-под стражи в зале суда. Однако обвинение не было отвергнуто. Пятеро присяжных голосовали за оправдание, двое – против. Судья требовал осуждения обвиняемой.