Террористы - Страница 52

Миновав Королевский дворец, Гейдт развернулся и остановил машину на Дворцовой горке. Взял свою карту Стокгольма и спустился, как это делают все туристы, к лестнице перед дворцовым садом. Здесь он остановился и долго рассматривал окружение.

Место подходящее, никакого сомнения. Какой бы способ он ни выбрал. Вообще-то он уже решил – почти решил – остановиться на фугасе. Правда, при этом возникал риск, что и король расстанется с жизнью. Это не предусматривалось заданием, да и Гейдта такой вариант почему-то не воодушевлял. Король – это король, нечто особенное. Он заслуживает, так сказать, лучшей участи, нежели отправиться на тот свет зайцем в чужой компании. В такое ответственное путешествие. Гейдт усмехнулся про себя и покачал головой. Он принял решение. Нет, если уж венценосным головам слетать с плеч, то в особицу. Гейдт еще раз поглядел на дворец. Груда камня, массивная и довольно безобразная… Оставив машину на стоянке, он решил пройтись по Старому городу, единственной части Стокгольма, которая ему понравилась. И вообще непонятно, как люди могут жить в таком мерзком климате?

Выйдя на площадь Стурторгет, он обозрел старинную водоразборную колонку, потом свернул на Чёпмангатан. Внезапно из проулка прямо перед ним появилась женщина и зашагала в том же направлении.

Скандинавским женщинам полагается быть высокими и белокурыми, подумал Гейдт. Какой была, например, его мать-датчанка.

Эта женщина была совсем маленького роста, от силы метр пятьдесят пять. К тому же широкая в плечах. Волосы – прямые и светлые; одета в джинсы, черную спортивную куртку и красные резиновые сапоги. Руки засунуты глубоко в карманы, голова опущена, поступь решительная и быстрая.

Идя за ней почти по пятам, он свернул на Болльхюсгренд, вдруг она оглянулась, словно почувствовала, что ее преследуют, и посмотрела на него. Глаза были слегка прищуренные и такие же голубые, как у самого Гейдта. Она смерила его пытливым взором, потом взгляд ее задержался на сложенной карте в правой руке Гейдта, и она сделала шаг в сторону, пропуская его вперед.

Садясь в машину, он опять увидел эту женщину – она вышагивала по набережной Шеппсбрун. Гейдту показалось, что она еще раз пристально посмотрела в его сторону. Почему-то он снова вспомнил свою мать-датчанку, которая жила под Питермарицбургом. Управится с заданием, надо будет съездить и проведать ее.

В тот же день он позвонил входящему в группу радисту, французу по национальности, который дожидался вызова в Копенгагене. Предложил ему прибыть в Стокгольм не позже четырнадцатого ноября и дал понять, что схема действий будет примерно та же, что в прошлый раз.

В конце очередной недели Рейнхард Гейдт почувствовал, что молчаливые, вечно занятые своей игрой японские коллеги вконец ему осточертели, и решил отвести душу с женщиной. Строго говоря, это было отступлением от заведенного порядка; до сих пор он перед операциями держался от женщин в стороне.

Огромное количество проституток в Стокгольме удручало его; особенно много было среди них совсем юных девчонок, готовых буквально на все, чтобы добыть наркотики или хотя бы деньги на заветную дозу.

Понаблюдав унылую картину женской биржи, а также далеко не утонченные методы борьбы полиции с этим явлением, он зашел в бар одного из наиболее дорогих отелей.

Рейнхард Гейдт не употреблял спиртного, но иногда с удовольствием выпивал стакан томатного сока с острой приправой. Потягивая сок, он размышлял о том, какую женщину хотел бы встретить. Желательно высокую пепельную блондинку лет двадцати пяти. Самому Гейдту было тридцать, но почему-то его особенно привлекали двадцатипятилетние. Только не профессионалки, тем более из соответствующего заведения. Он уже начал разочаровываться в мифе о «красивый шведский девушка», решив, что это лишь одно из множества измышлений, распространяемых в пропагандистских целях.

Гейдт принялся за второй стакан сока, когда в бар вошла женщина и села у другого конца стойки. Ей подали апельсиновый сок с красной ягодой и затейливо вырезанным кружочком апельсина.

Они раз-другой переглянулись, не скрывая обоюдного интереса.

Он справился через бармена, можно ли угостить даму, и получил утвердительный ответ. В эту минуту освободился табурет рядом с ней. Гейдт вопросительно посмотрел на него, и она снова кивнула.

Пересев, он с полчаса развлекал ее беседой на скандинавском наречии. Назвался датским инженером Рейнхардтом Ёргенсеном: всегда удобнее держаться возможно ближе к истине, а девичья фамилия его матери была Ёргенсен. Женщина назвалась Рут Саломонссон. Он сразу спросил, сколько ей лет, и она ответила – двадцать пять. Все подходило: волосы пепельные, глаза голубые, высокая, стройная.

Гейдт пригласил ее в кино. Почувствовал, что этот ход не совсем удачный, и предложил пообедать вместе.

Она с улыбкой ответила, что уже поела, но охотно пообедает с ним как-нибудь в другой раз.

Около четверти часа понадобилось ему, чтобы сообразить, что ее привели в бар те же побуждения, что и его.

После чего оставалось только подойти к швейцару и попросить, чтобы он вызвал такси.

Как водится у женщин в таких случаях, Рут Саломонссон пришла не одна, а с подругой.

Подруга сидела в обществе какого-то мужчины за столиком в том же баре, и в ожидании машины Рейнхард Гейдт учтиво побеседовал с ней.

Вечер удался на славу, он не ошибся в выборе и лишь через несколько часов спросил:

– А ты где работаешь?

Сам он что-то рассказывал ей про бизнес, про деловые поездки. Она прикурила от его сигареты, выпустила облачко дыма и сказала: