Террористы - Страница 94

Инспектор полиции из Андерслёва был идеальным гостем. Сам отменный кулинар, он тщательно все дегустировал, прежде чем высказаться. И каждое его высказывание было весьма похвальным.

Когда они через час с небольшим сажали Рада в такси на набережной, его лицо более, чем когда-либо, отвечало фамилии.

В пятницу двадцать второго ноября Херрготт Рад снова стоял на посту на Свеавеген, напротив библиотеки. Проезжая с кортежем мимо него, Мартин Бек помахал рукой, и Гюнвальд Ларссон кисло заметил:

– Приветствуешь своего зверобоя?

Мартин Бек кивнул.

Накануне они с Гюнвальдом Ларссоном бросили жребий, кому идти вечером на прием, и раз в жизни Mapтину Беку повезло, благодаря чему и Херрготт Рад смог вкусно пообедать.

Прием в «Сталльместарегорден» прошел довольно уныло, хотя и сенатор, и временно исполняющий обязанности главы правительства старались вести себя как ни в чем не бывало. Оба в своих официальных речах упомянули о «трагическом эпизоде», но тем и ограничились, больше напирали на обычные политические фразы насчет дружбы, миролюбия, равноправия и взаимного уважения.

Гюнвальд Ларссон даже заподозрил, что речи писал для них один и тот же человек.

Мёллерова ближняя охрана в этот день не оставила ни одной лазейки, и члены спецотряда не показывались. Большинство из них дежурили на участках, другим предоставили отгул. Только Рикард Улльхольм честно трудился – во всяком случае, он сам так считал. Сидя дома на кухне, он писал и остался вполне доволен, настрочив в общей сложности одиннадцать заявлений на имя парламентского комиссара. В большинстве заявлений он ограничился обвинениями в нерадивости, непригодности и коммунизме, но в доносе на Мартина Бека пошел дальше, указав, что лично подвергся оскорблению с его стороны. Рикард Улльхольм дослужился до инспектора и в качестве такового не мог мириться с тем, чтобы ему говорили «что ты тут разорался». В каком бы чине ни был говоривший.

Гюнвальд Ларссон весь вечер томился скукой и только однажды открыл рот. А именно, глядя на оттопыренный под мышкой пиджак Каменного Лица, он обратился к Эрику Мёллеру, который в эту минуту случайно тоже оказался в гардеробе:

– Как получилось, что этот тип расхаживает с оружием в чужой стране?

– Специальное разрешение.

– Специальное разрешение? И кто же его выдал?

– Кто выдал, того уже нет в живых, – невозмутимо ответил Мёллер.

Шеф сепо удалился, и Гюнвальд Ларссон погрузился в размышления. Не очень разбираясь в юридических тонкостях, он спрашивал себя, можно ли вообще, а если да, то насколько долго можно считать имеющими силу разрешения покойников на противозаконные действия. Он так и не пришел ни к какому выводу, и вскоре поймал себя на чувстве жалости к человеку с каменным лицом.

Паршивая работенка, говорил себе Гюнвальд Ларссон. Особенно, когда ты вынужден ходить с незажженной сигарой в зубах.

Улыбка сенатора отдавала грустью, как и все мероприятие в целом, и прием кончился довольно рано.

Несмотря на это, Гюнвальд Ларссон добрался домой в Болльмуру только в половине второго. Принял душ, надел чистую пижаму, лег, прочел полстраницы своего любимого Ю. Региса и уснул.

Сенатор к этому времени спал уже полтора часа под надежной сенью посольства. Каменное Лицо тоже отдыхал после трудового дня, аккуратно разместив на тумбочке сигару, кольт и банку пива.

На другое утро оживленно обсуждался вопрос, отменит король завтрак или нет. Он вполне мог бы это сделать, сославшись на вчерашние события и на то обстоятельство, что сам только что вернулся из официального визита в Финляндию.

Но двор молчал, и оперативной группе пришлось проводить в жизнь весь комплекс мероприятий, предусмотренных для данного случая. Как и сказал адъютант, король не боялся. Он вышел в дворцовый сад и лично встретил сенатора.

Видимо, между двором и посольством США происходили какие-то переговоры, ибо на сей раз Каменное Лицо остался сидеть в бронированном лимузине, каковой – после того как сенатор благополучно поднялся по столь уязвимой с точки зрения безопасности лестнице – занял место на стоянке при дворце. Проходя мимо машины, Мартин Бек увидел сквозь голубоватое стекло, как телохранитель отложил свою сигару и достал откуда-то банку чешского пива и коробку, в которой явно содержались бутерброды.

Сверх этой детали не произошло ничего непредвиденного. Завтрак был личным делом короля; что при этом говорилось или делалось, посторонних не касалось. И если телохранителю пришлось ограничиться скудной трапезой в автомобиле, это объяснялось очень просто: король не пожелал сидеть за одним столом с вооруженными людьми. Надо сказать, что Мартин Бек вполне его понимал.

Демонстрантов перед дворцом было куда меньше, чем ожидалось, и, когда король появился в саду, возгласы «Хотим видеть нашего короля!» вполне уравновешивали крики «Янки, убирайся домой!»

Фактор времени играл важную роль для полиции, особенно для Гюнвальда Ларссона, который вместе с начальником охраны порядка командовал мобильными отрядами периферийной охраны. Гюнвальд Ларссон то и дело поглядывал на свой хронометр и с некоторым удивлением констатировал, что все идет как по писаному. Высокопоставленные официальные лица и политические деятели, как правило, отличаются пунктуальностью, и ни монарх, ни сенатор не нарушили расписание даже на минуту. Сенатор точно в положенное время поднялся по северной лестнице в сад, и король оказался на месте. Точно по графику они обменялись рукопожатиями и через восточные ворота вошли во дворец. Злые языки утверждали, что король страдает словесной слепотой и пишет с ошибками, и что будто бы однажды он написал колорь вместо король; тем не менее он всегда являлся туда, где его ждали, с точностью до тридцати секунд.